tribe
Boloye
The fact of the African origin of man is beyond doubt. But hardly anyone thought that music also appeared in the depths of the black continent. There once was a tribe which lived near the big forest. One morning they heard
a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there. A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees — from there the roar came. The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument. And only then they began to talk with its help...
a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there. A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees — from there the roar came. The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument. And only then they began to talk with its help...
Факт африканского происхождения человека уже
ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало
в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались
и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил
по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом.
Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало
в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались
и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил
по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом.
Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
The fact of the African origin of man is beyond doubt. But hardly anyone thought that music also appeared
in the depths of the black continent. There once was
a tribe which lived near the big forest. One morning they heard a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there. A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees — from there the roar came. The warriors laughed and returned home.
"It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument.
And only then they began to talk with its help...
in the depths of the black continent. There once was
a tribe which lived near the big forest. One morning they heard a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there. A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees — from there the roar came. The warriors laughed and returned home.
"It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument.
And only then they began to talk with its help...
Факт африканского происхождения человека уже
ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало
в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались
и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил
по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там.
Поначалу он был только музыкальным инструментом.
Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало
в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались
и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил
по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там.
Поначалу он был только музыкальным инструментом.
Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
Факт африканского происхождения человека уже ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались
и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны
и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом.
Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны
и велели принести им такой же ствол и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом.
Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
The fact of the African origin of man is beyond doubt. But hardly anyone thought that music also appeared in the depths of the black continent. There once was a tribe which lived near the big forest. One morning they heard
a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there. A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for
a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees — from there the roar came. The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder
and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born.
To begin with, it was only a musical instrument.
And only then they began to talk with its help...
a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there. A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for
a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees — from there the roar came. The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder
and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born.
To begin with, it was only a musical instrument.
And only then they began to talk with its help...
Факт африканского происхождения человека уже ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя. Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол
и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало...
Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом. Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало...
Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом. Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
The fact of the African origin of man is beyond doubt. But hardly anyone thought that music also appeared in the depths of the black continent. There once was
a tribe which lived near the big forest. One morning they heard a terrible noise
in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there.
A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees from there the roar came.
The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument. And only then they began to talk with its help...
a tribe which lived near the big forest. One morning they heard a terrible noise
in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there.
A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees from there the roar came.
The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument. And only then they began to talk with its help...
Факт африканского происхождения человека уже
ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя.
Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол
и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом. Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
ни у кого не вызывает сомнения. Но вряд ли кто задумывался, что музыка тоже появилась в недрах черного континента: как-то раз племя услышало в лесу страшный шум. Чтобы развеять тревогу, старики решили послать в лес смельчаков. Отправилась группа лучших воинов. Они вышли к поляне, подкрались и увидели, что там собралось на праздник все обезьянье племя.
Самцы колотили что было мочи по дуплистым деревьям — оттуда и шел грохот. Воины посмеялись и вернулись домой. «Ничего страшного, — говорят, — это просто обезьяны веселятся». Старики, однако, остались недовольны и велели принести им такой же ствол
и палку. Старики поняли, что эта обезьянья игра не так-то проста: один из них ударил по стволу, — потом сильнее... И вот уже все племя затанцевало... Так родился первый там-там. Поначалу он был только музыкальным инструментом. Ну а потом уже с его помощью стали разговаривать...
The fact of the African origin of man is beyond doubt.
But hardly anyone thought that music also appeared
in the depths of the black continent. There once was
a tribe which lived near the big forest. One morning they heard a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there.
A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees from there the roar came.
The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder
and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument. And only then they
began to talk with its help...
But hardly anyone thought that music also appeared
in the depths of the black continent. There once was
a tribe which lived near the big forest. One morning they heard a terrible noise in the forest. To dispel the alarm, the old men decided to send brave men there.
A group of the best warriors went. They went out to the clearing, crept up and saw that the whole monkey tribe had gathered there for a holiday. The males were pounding with all their might on the hollow trees from there the roar came.
The warriors laughed and returned home. "It's okay," they say, "it's just monkeys having fun." The old men, however, were dissatisfied and ordered to bring them the same trunk and stick. The old men realized that the monkey game was not so simple: one of them hit the trunk, then harder
and harder... And now all the tribe danced... Thus, the first tam-tam was born. To begin with, it was only a musical instrument. And only then they
began to talk with its help...
tribe
Boundiali
Africans often diagnose themselves and prescribe various medications, which reminds me of my compatriots.
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
Африканцы часто сами себе ставят диагноз
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет
тебе, дорогой Ибрагим»
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет
тебе, дорогой Ибрагим»
Africans often diagnose themselves and prescribe various medications, which reminds me of my compatriots.
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
Африканцы часто сами себе ставят диагноз
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
Африканцы часто сами себе ставят диагноз
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
Africans often diagnose themselves and prescribe various medications, which reminds me of my compatriots.
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
Африканцы часто сами себе ставят диагноз
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
Africans often diagnose themselves and prescribe various medications, which reminds me of my compatriots.
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
Африканцы часто сами себе ставят диагноз
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
и выписывают лекарства, чем очень напоминают моих соотечественников.
– Купи мне вон ту красную таблетку, – попросил меня как-то малийский знакомый Ибрагим.
– А чем ты болен? – спрашиваю я.
– Гонореей и малярией. Вроде бы все, – неуверенно сказал он.
– Но это таблетка от давления, – возразил я.
– Все равно, если можешь, купи. Век буду тебе благодарен. Хочу лечиться ею. Мне нравится ее цвет. Колдун на днях поставил диагноз: «Красное поможет тебе, дорогой Ибрагим»
Africans often diagnose themselves and prescribe various medications, which reminds me of my compatriots.
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
“Buy me that red pill over there,” Ibrahim, a Malian acquaintance, once asked me.
“And what are you sick with?” I asked.
“Gonorrhea and malaria. It seems to be everything,” he said uncertainly.
“But it's a blood pressure pill,” I objected.
“Anyway, if you can, buy it. I will be grateful to you forever. I want to be treated with it. I like its color.
The sorcerer told me the other day: “Red will help you, dear Ibrahim.”
Naming a newborn is one of the most important events in the life of an African.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own.
Наречение новорожденного, одно из важнейших событий в жизни африканца.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он
и получает свое имя из череды озвучиваемых старейшиной.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он
и получает свое имя из череды озвучиваемых старейшиной.
tribe
Fulani
Наречение новорожденного, одно из важнейших событий в жизни африканца.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он и получает свое имя из череды
озвучиваемых старейшиной.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он и получает свое имя из череды
озвучиваемых старейшиной.
Naming a newborn is one of the most important events in the life of an African.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own....
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own....
Наречение новорожденного, одно из важнейших событий в жизни африканца.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он и получает свое имя из череды
озвучиваемых старейшиной.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он и получает свое имя из череды
озвучиваемых старейшиной.
Naming a newborn is one of the most important events in the life of an African.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own.
Наречение новорожденного, одно из важнейших событий в жизни африканца.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он и получает свое имя из череды озвучиваемых старейшиной.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он и получает свое имя из череды озвучиваемых старейшиной.
Naming a newborn is one of the most important events in the life of an African.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child gets their own.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child gets their own.
Naming a newborn is one of the most important events in the life of an African.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own.
The elder of the family clearly and loudly pronounce
the names of the deceased grandparents of the baby,
grandfathers or grandmothers, depending on the sex
of the child. This continues until the baby
smiles, cries, screams... At this moment, from a string
of names uttered by the elder the child
gets their own.
Наречение новорожденного, одно из важнейших событий в жизни африканца.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он
и получает свое имя из череды озвучиваемых старейшиной.
Старейшина рода внятно, громко и чётко произносит имена умерших бабок и дедов младенца
(в зависимости от пола ребёнка).
Это продолжается до тех пор, пока малыш не улыбнётся, заплачет, закричит ... в этот момент он
и получает свое имя из череды озвучиваемых старейшиной.
Giving watches as a present in the countries of Tropical Africa is a delicate and often risky business, and in some cases even outright indecent.
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being
either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being
either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
Дарить часы в странах Тропической Африки-дело тонкое, деликатное и нередко рискованное, а в ряде случаев даже - откровенно неприличное.
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно.
Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека? Указывать
ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем,
ни старшим родственником, по сути дела не кем-то, а чем-то?
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно.
Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека? Указывать
ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем,
ни старшим родственником, по сути дела не кем-то, а чем-то?
Giving watches as a present in the countries of Tropical Africa is a delicate and often risky business, and in some cases even outright indecent.
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being
either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being
either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
Дарить часы в странах Тропической Африки-дело тонкое, деликатное и нередко рискованное, а в ряде случаев даже - откровенно неприличное.
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека? Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем,
ни старшим родственником, по сути дела
не кем-то, а чем-то?
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека? Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем,
ни старшим родственником, по сути дела
не кем-то, а чем-то?
tribe
Gouro
Дарить часы в странах Тропической Африки-дело тонкое, деликатное и нередко рискованное, а в ряде случаев даже - откровенно неприличное.
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека?
Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем, ни старшим родственником, по сути дела не кем-то, а чем-то?
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека?
Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем, ни старшим родственником, по сути дела не кем-то, а чем-то?
Giving watches as a present in the countries of Tropical Africa is a delicate and often risky business, and in some cases even outright indecent.
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
Дарить часы в странах Тропической Африки-дело тонкое, деликатное и нередко рискованное, а в ряде случаев даже - откровенно неприличное.
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека?
Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем, ни старшим родственником, по сути дела не кем-то,
а чем-то?
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека?
Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем, ни старшим родственником, по сути дела не кем-то,
а чем-то?
Giving watches as a present in the countries of Tropical Africa is a delicate and often risky business, and in some cases even outright indecent. The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural. Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life? To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
For an African, it’s quite natural. Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life? To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
Дарить часы в странах Тропической Африки-дело тонкое, деликатное и нередко рискованное, а в ряде случаев даже - откровенно неприличное.
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека?
Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем, ни старшим родственником, по сути дела не кем-то,
а чем-то?
Объяснение может показаться европейцу абсурдным. Для африканца же оно естественно. Его логика будет примерно такой: как это чужой, неживой предмет будет регулировать естественный ритм жизни вольного человека?
Указывать ему, когда и что делать, контролировать, регламентировать извне, не будучи ни вождем, ни старшим родственником, по сути дела не кем-то,
а чем-то?
Giving watches as a present in the countries of Tropical Africa is a delicate and often risky business, and in some cases even outright indecent.
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being
either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
The explanation may seem absurd to a European.
For an African, it’s quite natural.
Their logic will be something like this: how will an alien, non-living object regulate the natural rhythm of a free person's life?
To tell them when and what to do, to control and guide from the outside, without being
either a chief or an older relative?
In fact, being not someone, but something?
Wisdom is a baobab; no one alone can embrace it.
Wisdom is a baobab; no one alone can embrace it.
Мудрость — баобаб; никто в одиночку не сможет ее охватить.
Мудрость — баобаб; никто в одиночку не сможет ее охватить.
tribe
Noinfon
Мудрость — баобаб; никто в одиночку не сможет ее охватить.
Wisdom is a baobab; no one alone can embrace it.
Мудрость — баобаб; никто в одиночку не сможет ее охватить.
Wisdom is a baobab; no one alone can embrace it.
Мудрость — баобаб; никто в одиночку не сможет ее охватить.
Wisdom is a baobab; no one alone can embrace it.
The boundaries between the past and the present
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
The boundaries between the past and the present
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
Границы между прошлым и настоящим
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
Границы между прошлым и настоящим
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
tribe
Ndara
Границы между прошлым и настоящим
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
The boundaries between the past and the present
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
Границы между прошлым и настоящим
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
The boundaries between the past and the present
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
Границы между прошлым и настоящим
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
здесь очень зыбки и условны.
Они не только прозрачны, но и проницаемы.
The boundaries between the past and the present
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
are very fluctuating and relative here.
They are not only transparent, but also permeable.
In the mind of an African, there is still no clear idea of the irreversibility of time, its unfolding along the axis from the past to the future.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past is
by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous
observance of traditional rituals and other ceremonies
in their honor.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past is
by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous
observance of traditional rituals and other ceremonies
in their honor.
В сознании африканца до сих пор нет сколь-нибудь четкого представления о необратимости времени, его развертывания по оси от прошлого к будущему. События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета
прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять на прошлое, в частности,
на благополучие и покой ушедших в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний в их честь.
прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять на прошлое, в частности,
на благополучие и покой ушедших в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний в их честь.
In the mind of an African, there is still no clear idea of the irreversibility of time, its unfolding along the axis from the past to the future.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
В сознании африканца до сих пор нет сколь-нибудь четкого представления о необратимости времени, его развертывания по оси от прошлого к будущему. События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета
прошлое отнюдь не потеряно для современников.
Оно находится с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять на прошлое, в частности,
на благополучие и покой ушедших в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний в их честь.
прошлое отнюдь не потеряно для современников.
Оно находится с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять на прошлое, в частности,
на благополучие и покой ушедших в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний в их честь.
tribe
Impossible
to identify
В сознании африканца до сих пор нет сколь-нибудь четкого представления о необратимости времени, его развертывания по оси
от прошлого к будущему. События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять на прошлое, в частности, на благополучие и покой ушедших
в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний
в их честь.
от прошлого к будущему. События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять на прошлое, в частности, на благополучие и покой ушедших
в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний
в их честь.
In the mind of an African, there is still no clear idea of the irreversibility of time, its unfolding along the axis from the past to the future.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
В сознании африканца до сих пор нет сколь-нибудь четкого представления о необратимости времени, его развертывания по оси от прошлого
к будущему. События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится
с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять
на прошлое, в частности, на благополучие и покой ушедших
в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний
в их честь.
к будущему. События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится
с настоящим в непрерывном единстве. Настоящее может влиять
на прошлое, в частности, на благополучие и покой ушедших
в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний
в их честь.
In the mind of an African, there is still no clear idea of the irreversibility of time, its unfolding along the axis from the past to the future.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries.
It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion.
It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries.
It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion.
It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
В сознании африканца до сих пор нет сколь-нибудь четкого представления о необратимости времени, его развертывания по оси от прошлого к будущему.
События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится с настоящим
в непрерывном единстве. Настоящее может влиять
на прошлое, в частности, на благополучие и покой ушедших в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний в их честь.
События происходят будто в специфической временной невесомости, перемещаются в обоих направлениях, напоминая пространственные миграции. Но и на уровне бытового менталитета прошлое отнюдь не потеряно для современников. Оно находится с настоящим
в непрерывном единстве. Настоящее может влиять
на прошлое, в частности, на благополучие и покой ушедших в небытие поколений путем жертвоприношений, весьма скрупулезного соблюдения длинной череды традиционных обрядов и иных церемоний в их честь.
In the mind of an African, there is still no clear idea of the irreversibility of time, its unfolding along the axis from the past to the future.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
Events seem to occur in a specific temporary weightlessness, moving in both directions, resembling spatial migrations.
But even at the level of everyday mentality, the past
is by no means lost for contemporaries. It is in continuous unity with the present.
The present can influence the past, in particular, the well-being and peace of generations that have passed into oblivion. It is achieved through sacrifices, very scrupulous observance of traditional rituals and other ceremonies in their honor.
